Каждый шаг в становлении BePeriod был своего рода «прыжком в неизвестность». Но даже при отсутствии плана создания школы подобного типа некоторые вещи были понятны с самого начала. Мы накопили огромный объем знаний и методов их применения, которые не были общеизвестны и общедоступны. Должны были существовать люди, подобные нам, которые оценили бы наш опыт, если бы знали о нем. Все более широкое распространение интернета предоставляло исключительную возможность поиска потенциальных единомышленников.
Семь лет назад, вдохновленный этой потребностью и возможностью, я собрал вокруг себя группу практикующих, которые готовы были помочь мне с этой задачей.
Но на самом первом этапе наше начинание неожиданно потерпело поражение, так и не успев обрести форму. У одной из участниц нашей группы, женщины тридцати лет, была диагностирована четвертая стадия рака. Все наши планы были отложены, пока мы пытались смириться с неотвратимым и болезненным фактом ее скорой смерти и оставались рядом с ней на протяжении последних месяцев ее жизни.
Ухудшение состояния нашей подруги происходило пугающе быстро. Активная и жизнерадостная женщина, которую я знал более десяти лет, на глазах теряла вес, подвижность и энергию. Вскоре она уже не могла ничего делать самостоятельно, и за ней нужно было постоянно наблюдать и помогать. Мы разделили эти обязанности между собой, и вот однажды днем я оказался с ней наедине в ее комнате, в то время как она — к тому времени уже почти скелет — лежала на кровати и безучастно смотрела в потолок.
Существует особый тип неблагодарного ожидания, характерный только для неизлечимых больных. В большинстве других случаев вынужденного ожидания, его бремя по крайней мере, облегчается предвкушением достойной награды в будущем или хотя бы разрешением проблемы. Но для смертельно больного человека ожидание представляет собой лишь еще один взнос в бесконечно высокую плату смерти. При самых благих намерениях сторонний наблюдатель мало чем может утешить и успокоить человека на этом Пути Скорби.
В какой-то момент моя подруга повернулась ко мне и что-то показала жестами, как будто она была слишком слаба, чтобы говорить. Она просила меня помочь ей подняться из лежачего положения и указала порядок этой процедуры: сначала я должен был поднять ее ноги, затем туловище, затем мягко и осторожно поднять верхний корпус, а затем опустить ноги на пол. Таким образом, после процесса, который у здорового человека занял бы несколько секунд, а у нас — несколько минут, она, наконец, оказалась сидящей на кровати передо мной.
Она глубоко вздохнула и сказала: «Сегодня мне лучше».
Она посмотрела мне в глаза, и меня поразила жизненная сила в ее взгляде. Я увидел жизнь, увидел выносливость, и личность. Это был человек, которого я знал все эти годы! Хотя ее тело уменьшилось до неузнаваемости, глаза остались прежними, она по-прежнему была собой.
«Я знаю, кто я, — сказала она, — я знаю, кто ты», — задумчиво продолжила она. «Я не знаю, какой сейчас день недели или месяц. Мне кажется, я знаю время года. Но вчера…»
Тут она запнулась, и я понял, что вчера она не знала ни одного из этих обычных фактов, в том числе, кто она есть.
Я знал, что моя подруга испытывает боль. Звуки ее стонов были слышны по всему дому каждый день и свидетельствовали о ее страданиях. Не было никаких сомнений и в том, что она испытывает также эмоциональную боль, зная, что очень скоро покинет своих близких. Но до этого момента я не задумывался о боли забвения, о потере связи с повседневными формами, которые мы воспринимаем как должное. Как приятно, проснувшись утром, первым делом знать свое имя, личности окружающих, знать число, месяц и год, номер квартиры, улицу, город и страну, где мы живем. Эти бесчисленные формы придают нам идентичность, необходимую для повседневного функционирования, и все же все они временно взяты напрокат. Одна за другой они должны быть возвращены, когда мы приближаемся к точке смерти. По сути, их потеря — это такая же смерть, равно ценная потере нашего физического тела.
Я крепко сжал руку подруги и с любовью посмотрел на нее — это все, что я мог сделать. В ответ она сжала мою руку и посмотрела мне в глаза. Мы продолжали смотреть друг на друга, пока волна усталости не накрыла ее, заставив прилечь и отдохнуть.
Это была наша последняя встреча. Ухудшение ее состояния продолжалось до тех пор, пока через несколько дней нас всех не разбудили ночью, и мы поспешили в ее комнату, чтобы увидеть, как она испускает последний вздох.Когда я приходит дежурить у ее постели, я хотел помочь, утешить ее, дать все, что мог, но в конечном итоге я получил больше. Жизнерадостный взгляд моей подруги, смотрящий из ее скелетообразного тела, навсегда останется в моей памяти вместе с бесценной истиной, которую он нес в себе:
Смерть — это не конец жизни, это лишь конец формы.